Жестокость бытия неотразима...
Я — такова моя судьба —
Всему доступна и слаба;
Я боль, обиду и урон
В себя тяну со всех сторон,
И, задыхаясь и тая,
Всегда смеюсь. Вот это — я.
Лишь в панцире душа неуязвима,
Но я на свет явилась без щита.
Жестокость бытия неотразима;
Жить больно, жить почти невыносимо,
Бессмысленна нагая нищета, —
И с детства я плачу своею кровью
За сердце, обнаженное любовью.
Порой, бывало, рана рубцевалась;
Но вновь рубцы душа моя рвала:
Она под ними словно задыхалась,
И — дикая — на волю вырывалась,
И счастлива мгновением была,
Чтоб тут же, вспыхнув, наново сраженной
Упасть и биться, насмерть обожженной...
О, сколько раз со мною это было!
Да, мой удел лишь видеть и давать,
Быть нянею, кормить и утешать,
Сносить с улыбкой подлость и обманы,
Зализывать душой чужие раны,
Но для своих — целения не ждать.
Ошиблась. Виновата. Позабыла.
Вся боль прошедших лет терзает снова,
И ноет сердце, — больно так сосет...
Но чудятся замолкнувшие зовы.
Ужель освобождающее Слово,
Ужель, как встарь, оно меня спасет?..
Приди, раздайся, благостное, звонко,
И дай мне снова голову поднять!
Расти, расти, целительная пленка,
Быть может, сердце выживет опять.
Жаровое
Мне б хотелось Вас закутать
В полушалок нежности;
В санках с Вами, в первопуток,
Мчаться белоснежностью;
Чтоб мороз и ветер щеки
Наши жег безжалостно;
Чтоб родным, а не далеким,
Все вокруг казалось нам.
Запах сбруи, потной кожи,
Лошадиный зад...
Чтоб нам вместе быть моложе
Лет на пятьдесят...
Я больна. В глазах мерцают
Словно нервов ганглии;
Скупо снег гриппозный тает
В мокрой зимней Англии.
Тут нужны ли оправданья?
Жар — так делать нечего!
Вам спасибо за вниманье.
Сладко мне играть в мечтанья
Темным тихим вечером.
Старшей дочке
Как я хотела жить — и не жила,
Кем я хотела стать — и кем не стала,
Мои мечты, надежды и дела
Ты за меня на деле оправдала.
В тебе есть много, чего нет во мне;
В тебе нет многого, что в жизни мне мешает.
Бесплодно не трепещешь ты в огне,
И дел твоих другие не решают.
Храни тебя, родная детка, Бог!
Любовь тебе, и мир, и легкокрылость!
Быть может, грустный опыт мой помог
Тебе сложиться так, как ты сложилась.
Обещанье
Нам незачем просроченным обетом
Друг друга связывать и связывать себя.
Лишь ложь и ревность выросли б на этом,
Живое чувство верности губя.
Но клятвенно тебе я обещаю:
В других и впредь влюбляться буду я
По-прежнему, тебя не предавая.
Ты — мой один, как я — одна твоя.
Лидия Леонидовна Пастернак-Слейтер побывала в России спустя тридцать девять лет после своего отъезда из Москвы. Тогда Россия была еще советской, и дело происходило в страшные июньские дни 1960-го, когда в Переделкино умер ее брат, которого после отказа от Нобелевской премии уже знал весь мир. Перед смертью была послана телеграмма в Оксфорд — там жили сестры, Лидия и Жозефина. Поэт хотел проститься с близкими, но все метания Лидии перед воротами советского консульства были напрасны. Визу ей дали только через два дня после похорон.
А она любила свою страну всей душой. Хранила наследие отца, замечательного художника и любимого иллюстратора Льва Толстого,
Леонида Осиповича Пастернака, переводила на английский стихи брата Бориса, Ахматовой, Евтушенко, устраивала вечера, посвященные молодым поэтам СССР, часто выступала в Пушкинском клубе в Лондоне, в различных Университетах Англии. А в 1979-м, к открытию грандиозной выставки отца в Третьяковке, привезла для наших музеев целую коллекцию его работ
Розалия (Кауфман) и Леонид, дочери Жозефина и Лидия, Берлин, 1921 г.
Лидия Леонидовна Пастернак-Слейтер (1902—1989) родилась в Москве. Любой, кто хоть чуть-чуть знаком с биографией Бориса Леонидовича Пастернака, поймет, в атмосфере какой высокой культуры и интеллигентности прошли ее детство и юность. В 1921-м она вместе с родителями выехала в Берлин, как тогда казалось, ненадолго. Родители надеялись за год-другой поправить свое пошатнувшееся здоровье, а дочери – получить высшее образование.
Приехавшая за три месяца до них Жозефина, выхлопотала для родителей и сестры немецкие визы, сняла им жилье и подала документы на философский факультет берлинского университета. Лидия выбрала биохимический факультет этого же университета, по окончании которого работала в Мюнхенском институте психиатрии, затем в Институте Кайзера Вильгельма в Берлине. К слову, там она оказалась в одной лаборатории с нашим великим ученым Николаем Васильевичем Тимофеевым-Ресовским.
Там же она познакомилась с английским врачом психиатром Элиотом Слейтером. Замужество позволило ей в сентябре 1935 года покинуть нацистскую Германию и поселиться на родине мужа. Она надеялась, что это облегчит возможность выехать из Германии ее родителям и семейству сестры. Но прошли долгие три года, прежде чем родители, отказавшись от предпринятых ими шагов по возвращению в Москву, где оставались сыновья, переехали к младшей дочери в Англию. Только, когда из Мюнхена в Англию удалось выбраться и старшей сестре с семьей, Лидия Леонидовна смогла почувствовать себя вполне счастливой. Человек удивительной доброты, она делала все, чтобы облегчить жизнь.
В 1935-м, когда в Германии уже победил нацизм, они с мужем уехали в Оксфорд, где Элиот получил от родителей большой дом. К тому времени у них уже родились два сына, впоследствии в Великобритании появились на свет две дочери.
Портреты дочерей кисти Леонида Пастернака
Лидия и Жозефина, 1908 г.
Они же, в 1916 г.
...и в 1922-ом
Лидия Леонидовна смогла перевезти на Британские острова и родителей, и сестру с семьей. Человек удивительной доброты, она делала все, чтобы облегчить жизнь не только своим близким, к которым относилась с нежностью, но и всем, кому хоть чем-то могла помочь, — беженцам из Восточной Европы, своим соотечественникам. Она прекрасно понимала, что означает творчество брата и отца, и во многом благодаря ее труду англоязычный мир смог узнать поэзию Бориса Леонидовича, а мы получили возможность любоваться полотнами блистательного русского импрессиониста Леонида Пастернака.
P.S. Дополнения со слов Рахель Лихт:
В действительности Лидия никого и никуда не могла перевезти. Родители навещали дочь в Англии в конце 1936 г. (рождение Майкла), но остаться там не решились. Скажу больше: на протяжении 3-х лет постоянно обсуждалась возможность возвращения родителей в Москву (это в переписке с сыном Борисом). Шли переговоры в советском посольстве, упакованные картины уже находились в посольство. Но решиться окончательно родители не могли. Когда в 1937 г. в Советском Союзе начались повальные аресты, были арестованы и те лица из посольства, с которыми велись переговоры. Только в середине лета 1938 г. (к рождению второго сына Лидии) родители вновь поехали навестить дочь и на этот раз уже не вернулись в Германию. Осенью того же года удалось выехать из Мюнхена и Жозефине с семьей. В Англии муж Жозефины делал безуспешные попытки получить для своей семьи статус «беженцев» и уехать в Америку. Но попытки не увенчались успехом. А 23 августа 1939 г. не стало Розалии Исидоровны. И обе сестры остались с отцом в Англии.
Автор первоначального текста в теме - Виктор Леонидов.
Исправления и дополнения по тексту - Рахель Лихт.
Спасибо ей огромное.
Комментариев нет:
Отправить комментарий